Закаты здесь самые огненные. Кажется, что откуда-то с гребня оцепеневшей горы расплывается горячая лава. Ее багровые пото-ки ползут вниз по тихим улочкам, стекают с крыш, поджигают старые яблоневые сады.
А когда шар солнца уйдет в волны дальних плесов, словно гус-той дым от брошенной в воду головешки, рождается туман над поймой Суры и Волги. И становится Васильсурск седым, молча-ливым, скупо разбросавшим по буграм блеклые огоньки. Удивительно: Васильсурск ежечасно меняет свой облик, каждый его уго-лок достоин кисти художника.

"Красок бери с собою по полпуду, не меньше. Полотна - версты. Картины здесь сами на полотно полезут", - писал Горький, живший в Василе летом 1899 года, художнику Г. Я. Ярцеву.
В эти же дни Алексей Максимович обращался к А. П. Чехову: "Если бы Вы знали, как чудно здесь! Большая красота - широко, свободно, дышится легко..."

...Дождь снова начался рано утром. Его струи "съели" остатки снега в глубоких оврагах. Улицы размякли, покрылись рыжими лужами. Лужи пузырились: значит, теперь на весь день зарядил дождь!

От дома, с горы, было видно серое пасмурное море - разлив Волги и Суры. Над этой бесконечной холодной ширью небо висело тяжелое, помертвевшее, слившееся где-то у горизонта с волжским простором. Терялось ощущение далей и берегов. Наверное, эта встревоженная ветрами водная пустыня собиралась поглотить и возгорья и городок.

Левитан чувствовал мучительные приливы тоски, что посещает в долгие минуты ожидания перемен.

Он ехал в этот волжский городок с огромным желанием работать, но вместо картин приречной весны было окно, которое избороздили торопливые гибкие струйки дождя, было глубокое, затянувшееся ожидание.

Правда, он успел написать несколько этюдов, но с них смотрел тот же болезненный пасмурный лик ненастной весны: "Разлив на Суре", "Пасека"...

Левитан снова смотрел в залитое струями окно: "Наверное, надо прощаться с тобою, Васильсурск!"

Только накануне он написал Чехову, что чувствует себя "одиноким, с глазу на глаз с громадным водным пространством, которое просто может убить".

...Было около пяти часов вечера, но из-за ненастья в доме стало темно, и хозяин уже зажигал лампу.

Это было в 1887 году.

Он сделал зарисовку "Улица в Васильсурске возле Волги", помещенную в книге "От Твери до Астрахани", едва ли не в первом волжском путеводителе, который написал брат художника для пароходного общества "Самолет".

Васильсурск издавна называли волгари "стерляжьей столицей".

И сохранилась в этих местах легенда о стерляжьем царе - владыке волжской стерляди, что живет в омутах под васильсурской горою, недалеко от устья Суры-реки. На голове его золотая корона. Каждую весну стерляжий народишко толпами приходит к нему на поклон.
И жило поверье: если кто-то из рыбаков увидел стерляжьего царя - не пытайся больше бросать невод - ни одной стерляди не поймаешь!
...Хорошо виден с васильсурской горины крутой поворот Суры перед самой ее встречей с Волгой. Степная неяркая красавица несет свои желтые воды среди зеленой песни старых дубрав, тем-ных илистых берегов, нешироких серых отмелей.

"Кто из вас не бывал на берегах светлой Суры? Кто из вас не смотрелся в ее волны, бедные воспоминаниями, богатые природным соб-ственным блеском!" - писал юный Лермонтов в повести "Вадим".
...Васильсурск, Василь-городок. Закаты здесь самые огненные!
Крутые горы, что начинаются отсюда вниз по Волге, зовут Малыми Жигулями.
Тих Василь, но каждый раз приезжали к нему художники России, приезжали те, кто любит Волгу и просторы.
Иван Иванович Шишкин ходил по этим кручам и взгорьям, да и по сей день один из гребней над рекой у Василя зовется "Шишкин мыс". Здесь писал великий художник. В ту же пору, кстати, он сделал альбом - 30 акварелей с видами Н. Новгорода (1870 г.) Они хранятся в Русском музее. Здесь работал А. Рябушкин.
Перед самой войною на склоне лет здесь работали над этюдами В. Н. Бакшеев и мастер графики П. Я. Шиллинговский, приехавший на практику со студентами из Ленинграда в 1940 году.
Васильсурск, его окрестности - это целая глава в творчестве народного художника СССР, академика Николая Михайловича Ромадина.
...А начинался город в смутную, сечевую пору противоборства молодой Москвы с Казанским ханством.
В 1523 году поставил при великом князе Василии Третьем воевода Андрей Горбатый крепостицу у самых вражеских рубежей. Уже в первый год в деревянном острожке был сильный гарнизон: "... остались воеводы князь Александр Иванович Стригин, да Василей Салтыков, да Михайло Бакеев, а с ними многия люди..."
Но ратная служба Васильсурска была недолгой: вскоре встала Под самой Казанью Свияжск-крепость.

Лишь полтора столетия спустя история потревожила Васильсурск. Сюда от волжских степей шел к затихшему городку пожар крестьянской войны, шел с отрядами Разина. Васильсурцы влились в ряды восставших. Немало пролилось крови, отпылало огней, прежде чем Юрий Долгорукий отписал "тишайшему" царю Алексею Михайловичу: "...а Василя-де города жители тебе, вели-кому государю, в винах своих добили челом".
Пройдет еще столетие, и отзвуки походов Пугачева долетят до Васильсурска со стороны Курмыша, от Суры. Стоял тогда на сурской земле "черный год" для дворянских усадеб, "черный год", так живо описанный в романе Данилевского. С той поры история обходит Василь бурными событиями.
Об этом городе можно услыхать и в "Хождении в Персию" купца Федота Котова, и у иноземных путешественников Герберштайна, Олеария, Стрюйса.
В 1779 году он становится "уездным городом", на гербе которого изображена корма судна.

Зарастают полынью и репьем остатки валов и рвов, время движется неторопливо, как вечерняя Волга.
И разве только в багровых васильсурских закатах вспыхивает над городком опаленная войнами память истории...
Мятежный Радищев в 1797 году на обратном пути из ссылки был в Василе и "поутру 19 июня ходил на верх горы, там видны остатки древнего укрепления, рвы неглубокие и вал заросший..." -так сказано в его "Записках путешествия из Сибири".
Петр Первый останавливался в Васильсурске во время Персидского похода и приказал насадить дубовую рощу. Говорили старые люди, что несколько деревьев было посажено самим Петром.
А двухсотлетние "екатерининские" березы единицами сохранились по сей день на пути "казанского, тракта".
Александр Пушкин, проезжая на Урал, был здесь в сентябре 1833 года, собирал материалы для "Истории Пугачева". В Василе жили и работали в начале XX века писатели М. Кузьмин и Скиталец.

Закат над Волгой.
Река течет раскаленным металлом среди синих вечерних лугов.  Кажется, лопнут стекла в окнах домов от этого яростного накала.
У самой воды свет становится мягче.
Пристань пахнет яблоками. Пристань ждет вечернего теплохода на Горький.
Яблоками пахнут улицы Васильсурска, крутые съезды, опу-стевшие лавки маленького поселкового базара.
Рано утром он недолго шумел: марийки в пестрых платках широколицые, говорливые, ставили свои лубяные короба, напол-ненные доверху богатым погожим августом. Это он украсил тесовые столы сочными мазками помидоров, застыл белою прохладой молочных бидонов.
Когда-то в старых путеводителях писали, что самые красивые места по всей Волге - Плес и Нижний Новгород, Жигули и Васильсурск. Да и сейчас подлинные волжские "гурманы" делятся на поклонников Плеса и Васильсурска.
Плес по-своему неповторим: неширокая верховая Волга, уютные березовые рощи, какая-то напевность, камерность всей окружающей природы.

Но если бы гость из-за рубежа спросил меня, что такое русское раздолье, то я привел бы его сюда, на вершины васильсурских гор, где невольно вырывается удивленный вздох от величия простора: направо до горизонта леса и леса, налево за Сурой - дали распаханных полей, а прямо, из-за прибрежных холмов, медленно разворачиваясь в своем царственном движении, течет Волга.
Течет Волга, растревоженная стремительным росчерком "Метеоров", гудками сухогрузов, стрекотом лодочных моторов. Здесь ощущаешь, что пред тобою лежит держава, и даже странно ду-мать, что у такого размаха где-то, пусть за десять тысяч километ-ров, но может быть рубеж!
Это удивительный уголок России. Потому приходят сюда люди разных судеб, разных дорог, приходят к кострам закатов.
Вот и сейчас, глядя на бунтующее пламя вечерней зари, я сижу с художником из Подмосковья, который со студенческих лет полюбил Васильсурск.
Мы ведем разговор о том, что уж не Василь ли описан под именем Васюков у Ильфа и Петрова, вспоминаем знаменитую "бендеровскую" лестницу: здесь именно такая, бесконечная.