О татарах и их происхождении, кроме того, что заключается в польских летописях и в книжках о двух Сарматиях 44, много писано в разных местах; повторять это здесь более скучно, чем полезно. Тому, кто хочет описывать татар, необходимо описывать многие народы. Ибо у [255] них это имя племенное, и им называются различные народы, находящиеся в дальнем друг от друга расстоянии. Что же узнано мною из русских летописей и рассказов многих людей, об этом я нахожу нужным сказать вкратце.

Батый, царь татарский, с большим войском пришедший с юга на север, занял Болгарию, которая находится на Волге, ниже Казани. Потом в следующем, 6745 году, постоянно побеждая, вошел он в самую Московию, после недолговременной осады взял царский город на капитуляцию, но не исполнил данного слова и перебил всех; потом он пошел далее и выжег соседние области Владимир, Переяславль, Ростов, Суздаль и много городов и крепостей, избив или отведя в рабство жителей. Он разбил и умертвил великого князя Георгия, вышедшего к нему навстречу с войском; также Василия Константиновича увел с собою пленником и убил. Все это было, как выше сказано, в 6745 году от сотворения мира. С этого времени почти все русские князья были назначаемы татарами и повиновались им до самого Витольда, великого князя литовского, который был страшен всем соседям и храбро защищал от татарского оружия свои области и те, которые покорил в Руссии. Великие же князья владимирские и московские до самого нынешнего князя Василия всегда оставались в верности и повиновении, однажды данных татарским государям.

Узбек наследовал власть после Батыя и умер в 6834 году от сотворения мира; его место занял сын его Чанибек, умертвив братьев своих, чтобы царствовать одному без страху; он умер в 6865 году. Следовавший за ним Бердибек также умертвил двенадцать братьев и умер в 6867 году. Когда Наврус овладел царством, к нему собрались все князья Руссии и ушли, получив право властвовать каждый в своей области. Он был убит в 6868 году. Наследовавший ему Хидырь убит сыном Темирхожею, который едва семь дней владел царством, приобретенным посредством злодеяния. Ибо, изгнанный темником Мамаем, он бежал за Волгу и был убит догнавшими его воинами в 6869 году. После них сделался царем Тохтамыш; в году от сотворения мира, 26 августа, он выступил со [256] своим войском и опустошил Московию огнем и мечом. Разбитый Темиркутлуем, он бежал к Витольду, великому князю литовскому. Темиркутлуй сделался царем в Сарае в 6906 году от сотворения мира, а умер в 6909. Ему наследовал сын Шадибек. После него Темирассак 45 повел на Рязань огромное войско для опустошения Московии и навел такой страх на князей московских, что, отчаявшись в победе и бросив оружие, они прибегли только к заступничеству святых.

Татары разделяются на орды, в числе которых заволжская орда занимает первое место по знаменитости и многочисленности, потому что все остальные орды, как говорят, произошли от нее. Орда же у них означает сборище или множество. У каждой орды свое особенное название: одни - заволжцы, другие - перекопцы, третьи - ногайцы и т. д., и хотя все они магометане, однако очень не любят, чтобы их называли турками и считают это бесчестием для себя. Так как татары обитают на обширном пространстве в различных странах, то не во всем они сходятся нравами и самим образом жизни. Это люди среднего роста, с широким, толстым лицом, с прищуренными и впалыми глазами; они отпускают волосы только на одной бороде, а остальное бреют. Только самые знатные люди заплетают волоса, которые у них очень черны, и носят их за ушами. Они имеют крепкое тело, смелый дух и склонны к беспорядочному любострастию. Они с удовольствием едят мясо лошадей и других животных, не разбирая, какою смертью они умерли; только от свиней они воздерживаются, по своему закону. В отношении голода и бессонницы они так выносливы, что иногда в продолжение целых четырех дней они не едят и не спят и несмотря на то исполняют нужные работы. Потом, доставши чего-нибудь съестного, они обжираются без всякой меры, съедай все без остатка, и тем как бы вознаграждают себя за прежние лишения; таким образом, обремененные пищей, измученные трудами, они спят сряду три или четыре дня. Если голод и жажда слишком мучат их во время езды, то они обыкновенно режут жилы тем лошадям, на которых сидят, и утоляют голод их кровью, думая притом, что это [257] полезно для самих лошадей. Так как почти все они кочуют, не имея постоянных жилищ, то направляют путь свой по звездам, преимущественно же по Северному полюсу. Главное их лакомство — лошадиное молоко, от которого, по их мнению, люди делаются и сильными и тучными. Они употребляют в пищу весьма многие травы, в особенности те, которые растут около Танаиса; соль употребляется очень немногими. Когда бывает от царя раздача съестных припасов, то обыкновенно на сорок человек идет одна корова или лошадь, и внутренности убитого животного делятся только между самыми знатными: они едят их, поджаривши на огне. Лошадиные головы, как у нас кабаньи, считаются лакомством и подаются только знатным.

У них много лошадей, которые имеют выгнутую шею и очень малы, но сильны, легко переносят голод и труды и питаются древесными ветвями, корой и кореньями трав, которые вырывают копытами из земли. Такие привычные к трудам лошади составляют большое удобство для татар, и московиты говорят, что у татар они бегут быстрее, чем у кого-нибудь другого. Седла и стремена у них деревянные, за исключением тех, которые они похитили или купили от соседних христиан. Чтобы хребет у лошади не стирался, они подкладывают под седло траву и древесные листья. На лошадях они переплывают через реки. Если во время бегства устрашила их сила преследующих врагов, то они скачут во весь опор, бросая седла, одежды и все Другие тяжести и оставляя только оружие. Оружие их состоит в луке и стрелах; копье у них редкость. Они очень смело вступают в битву с врагом издали; это однакож бывает непродолжительно: они обращаются в притворное бегство и, улучая удобную минуту, пускают стрелы назад в преследующих неприятелей, потом, внезапно повернув коней, снова делают нападение на рассыпанные ряды врагов. Когда доводится им сражаться на открытом поле и неприятель находится на расстоянии полета копья, то они вступают в битву не стройными рядами, а кружатся около неприятельского войска, обхватывая его со всех сторон, чтобы вернее и свободнее метать в него копья. Они [258] наступают и удаляются в удивительном порядке: для этого у них есть вожатые, опытные в таком деле, за которыми они следуют; если они будут убиты неприятельскими стрелами или, от страху, ошибутся в своих распоряжениях, то от этого происходит такое замешательство в целом войске, что они не могут больше ни восстановить порядка, ни пускать стрел в неприятеля. Этот род сражения по своему сходству с танцами называется у них пляской. Если же приходится сражаться в теснине, тогда уже нельзя употребить описанного выше способа, и от того они обращаются в бегство, ибо, не имея ни щита, ни копья, ни шлема, не могут выдержать продолжительной рукопашной битвы. В конной езде у них своя особенность: они садятся на седло с поджатыми ногами, чтобы легче было повертываться в ту и другую сторону, и если нужно поднять с земли что-нибудь упавшее, то без труда исполняют это, опершись на стремена: в этом они так искусны, что делают это даже на всем конском скаку. Когда в них пущено копье, то они тотчас наклоняются на другой бок для избежания неприятельского удара, держась на лошади только одной ногой и рукой. При вторжении в области соседей каждый имеет при себе две или три лошади, смотря по средствам, для того чтобы, когда устанет одна, можно было пересесть на другую и третью; а усталых они ведут на поводе. Узда у них самая легкая, и вместо шпор употребляется плетка. Они холостят всех своих лошадей, ибо полагают, что такие способнее переносить труды и голод.

Как мужчины, так и женщины носят одинаковую одежду; последние ничем не отличаются от мужчин в убранстве, кроме того, что покрывают головы льняным покрывалом и употребляют также льняные полусапожки, подобно морякам. Их царицы обыкновенно закрывают лицо, выходя в публику. Остальной народ, рассеянно живущий в полях, имеет одежды, сделанные из овечьих шкур; они не переменяют их до тех пор, пока от долгого употребления они не изотрутся и не издерутся совершенно. Они не долго остаются на одном месте, считая это большим несчастьем для себя. По этой причине, истребив траву на одном месте, они переходят на другое с табунами, [259] женами и детьми, которых возят за собою на телегах. Те же, которые обитают в городах, ведут другой образ жизни. bо время тяжкой войны они укрывают своих жен, детей и стариков в более безопасных местах. У них нет никакой справедливости, потому что если кто нуждается в какой-нибудь вещи, то безнаказанно может похитить ее у другого. Если тот жалуется судье на насилие и нанесенную ему обиду, то виновный не отпирается, но говорит, что он не мог обойтись без этой вещи. Тогда судья обыкновенно произносит следующее решение: «Если ты в свою очередь будешь нуждаться в какой-нибудь вещи, то похищай ее у других». Некоторые говорят, что они не воруют: воруют они или нет — пусть судят другие; но действительно они люди самые хищные, самые бедные и всегда готовые поживиться на чужой счет — угоняют чужой скот, грабят и уводят людей, которых или продают туркам и другим, или отпускают за выкуп, оставляя себе только девиц. Редко осаждают они города и крепости: жгут деревни и села и наслаждаются нанесенным вредом, полагая, что чем более опустошат областей, тем пространнее будет их царство. Будучи самого беспокойного нрава, они, однако, не убивают друг друга, если только не поссорятся между собою их цари. Золото и серебро у них, за исключением купцов, почти не употребляется: существует только обмен вещами.

Казанское царство 46, город Казань и крепость того же имени лежат у Волги, на левом берегу реки, почти на 70 германских миль ниже Новгорода Нижнего; по Волге, на востоке и юге, оно примыкает к пустынной степи, а на юго-востоке граничит с татарами шейбанскими и кайсацкими. Царь этой страны может располагать 30 000 воинов, преимущественно пеших, между которыми черемисы и чуваши самые искусные стрелки. Чуваши же отличаются своим судоходством. Город Казань находится от княжеской крепости Вятки в 60 германских милях. Эти татары образованнее остальных, потому что они обрабатывают поля, живут в домах и занимаются различными промыслами. Василий, князь московский, принудил их покориться и принимать царей по его назначению, что им не трудно [260] было сделать, — во-первых, вследствие удобства сообщений, которое представляют реки, текущие из Московии в Волгу, во-вторых, по причине взаимных торговых сношений, без которых им нельзя было обойтись. Некогда у казанцев был царь Хелеалек: когда он умер бездетным, оставив супругу Нурсултан, то некто Ибрагим, женившись на вдове, овладел царством. Ибрагим имел от нее двух сыновей, Махмет-Аминя и Абдыл-Летифа; от первой же супруги, по имени Батмассасолтан, он имел сына Алегама 47. По смерти отца он, как первородный, наследовал царство; но так как он не всегда повиновался приказаниям московского князя, то московские советники, которых князь имел там для наблюдения за расположением царя, однажды на пиру напоили его пьяным, положили в повозку, как бы отвозя его домой, и ночью увезли его в Москву. Продержав несколько времени, князь наконец сослал его в Вологду, где он дожил остальной свой век, а мать его, вместе с братьями Абдыл-Летифом и Махмет-Аминем, сослана была на Белоозеро. Куйдакул, один из братьев Алегама, крестившись, принял имя Петра; за него нынешний князь Василий выдал потом свою сестру. Мениктаир же, другой брат Алегама, остался в своей вере до конца жизни и имел многих детей, которые по кончине отца крестились вместе с матерью и все перемерли, исключая одного Феодора, который был еще в живых в нашу бытность в Московии. Когда таким образом Алегам увезен был в Москву, то на его место поставили Абдыл-Летифа; когда же и он, по той же причине, как Алегам, был лишен царства, то князь поставил на его место Махмет-Аминя, выпущенного из Белоозера. Он управлял до 1518 года. Нурсултан, бывшая, как я сказал, супругою царей Хелеалека и Ибрагима, по смерти Алегама вышла за Менгли-Гирея 48, царя перекопского. Потом, не имея детей от Менгли-Гирея и тоскуя по сыновьям от первым браков, она приехала в Москву к Абдыл-Летифу. Оттуда в 1504 г. она отправилась к Махмет-Аминю, другому сыну, царствовавшему в Казани. В это время казанцы отложились от московского князя.

Так как за этой изменой последовали многие войны [261] и государи, принявшие участие в этой борьбе, сражались долго и с переменным счастьем, так что и теперь она еще не кончена, то мне казалось нужным подробнее изъяснить причину этой войны. Когда измена казанцев сделалась известною князю московскому Василию, то, негодуя на этот поступок и желая отметить, он послал против них огромное войско с пушками. Казанцы, которым приходилось сражаться с московитами за жизнь и свободу, услышав о страшных приготовлениях князя и зная, что им не устоять в рукопашном бою, решились действовать против них хитростью. Поэтому, поставив свой лагерь перед неприятелем и скрыв лучшую часть своих войск в удобных для засады местах, сами, как бы пораженные страхом, внезапно оставили лагерь и обратились в бегство. Бывшие невдалеке московиты, узнав о бегстве татар, в беспорядке бегом пустились на неприятельский лагерь. Пока они занимались грабежом, покинув всякую осторожность, татары вместе с черемисскими стрелками вышли из засады и произвели такое великое кровопролитие, что московиты принуждены были бежать, бросив пушки и военные снаряды 49. Впрочем, по смерти царя Махмет-Аминя, при котором казанцы изменили, Шиг-Алей, женившись на его вдове, получил казанское царство при помощи московского князя и брата супруги; он владел им только четыре года вследствие великой ненависти к нему подданных. Он был слишком предан московскому князю и доверял более иностранцам, чем своим, презирая и пренебрегая благосклонностью своих подданных. Вследствие этого казанцы предложили царство Саип-Гирею, сыну Менгли-Гирея, одному из царей таврических. При приближении его Шиг-Алей, принуждаемый отказаться от царства, видя неравенство сил и неприязненное к себе расположение умов и считая за лучшее уступить судьбе, возвратился туда, откуда пришел, — в Москву, вместе с женами, наложницами и со всем имуществом. Это было в 1521 году.

Когда Шиг-Алей таким образом бежал из царства, Махмет-Гирей 50, царь таврический, с большим войском ввел в Казань своего брата Саип-Гирея. Утвердив расположение казанцев к брату, на возвратном пути в Тавриду, [262] после переправы через Танаис, он пошел на Москву. В это время Василий, полагая себя в безопасности и не опасаясь ничего подобного, при слухе о приближении татар собрав как можно скорее войско, назначил вождем Димитрия Бельского и послал его к реке Оке воспрепятствовать переходу татар. Махмет-Гирей с превосходными силами быстро переправился через Оку и расположился станом у прудов, в 13 верстах от самой Москвы. Отсюда он делал набеги, грабил и жег все. В это же время и Саип-Гирей, вышедши с войском из Казани, опустошил Владимир и Нижний Новгород. После этого братья-цари сошлись у города Коломны и соединили свои силы. Видя невозможность отразить такого сильного врага и оставив в крепости с гарнизоном своего зятя Петра, происходившего от царей татарских, с некоторыми другими вельможами, Василий бежал из Москвы, до того пораженный страхом, что, отчаиваясь в своем деле, как рассказывают некоторые, скрывался несколько времени под стогом сена, Двадцать первого июля татары пошли дальше и на обширном пространстве все опустошили пожарами; они навели на московитов такой страх, что те почитали себя мало безопасными даже в крепости и в городе. При такой панике начальник и все защитники города почли за лучшее умилостивить царя Махмет-Гирея богатыми дарами, в особенности медом, и отклонить от осады. Приняв дары, Махмет-Гирей отвечал, что он снимет осаду и удалится из страны, если Василий грамотой обяжется быть вечным данником царю, как были его отец и предки. Получи грамоту, написанную по его желанию, Махмет-Гирей отвел свое войско к Рязани. Там он дал позволение московитам выкупать и разменивать пленных, а остальную добычу продал. Он вел с собою из Московии такое множество пленников, что едва можно поверить, ибо, как говорят, число их превышало 800 000. Он частью продал их туркам в Кафе, частью умертвил. Ибо старцы и немощные, за которых нельзя много выручить и которые негодны для работы, отдаются у татар — все равно как зайцы молодым собакам — юношам, которые учатся на них военному делу и побивают их камнями, или бросают в море, или [263] убивают их каким-либо другим образом. Те же, которые продаются, принуждены целых шесть лет пробыть в рабстве; по истечении этого срока они становятся свободными, однако не смеют уйти из страны. Саип-Гирей, царь казанский, продал татарам всех пленников, которых увел из Московии, на астраханском рынке, находящемся недалеко от устьев Волги.

По удалении царей татарских из Московии князь Василий снова воротился в Москву. Во дворце князя произошел спор о том, кто был виновником бегства русских от Оки. Старейшие слагали всю вину на предводителя войска, князя Димитрия Бельского, человека молодого, который пренебрег их советами, и говорили, что по его нерадению татары перешли через Оку; напротив того он, сваливая с себя вину, говорил, что Андрей, меньшой брат князя, прежде всех обратился в бегство, а прочие последовали за ним. Чтобы не показаться слишком строгим к брату, который оказывался виновником бегства, Василий заключил в кандалы и лишил достоинства и княжества одного из воевод, который бежал вместе с братом.

Потом, при наступлении лета 51, чтобы отметить за поражение, претерпенное от татар, и смыть бесчестие, которое он навлек на себя своим бегством и прятаньем под сеном, Василий собрал огромное войско с большим количеством пушек, которых русские никогда прежде того не употребляли в походах, и отправился из Москвы со всей армией и остановился на реке Оке, у города Коломны. Послав оттуда вестников в Тавриду к Махмет-Гирею, он вызывал его на бой, так как в прошедшем году он напал на него без объявления войны, из засады, по обычаю воров и разбойников. На это царь отвечал, что довольно много дорог открыто ему для нападения на Москву; что оружие на войне значит столько же, как и выбор времени; что вследствие того он ведет войны более по своему, чем по чужому усмотрению.

Разгневанный этими словами Василий, горя жаждой мести, снял стан и отправился в 1523 году к Нижнему Новгороду, чтобы оттуда опустошить казанское царство и овладеть им. Отправившись оттуда к реке Суре, он [264] воздвигнул на казанских границах крепость, которую назвал по своему имени, и, не идя на этот раз далее, отвел войско домой. На следующий же год он послал Михаила Георгиевича, одного из главных своих советников, покорить Казань с большими противу прежнего силами.

Устрашенный этими ужасными приготовлениями Саип-Гирей, царь казанский, призвал к себе сына своего брата, царя таврического, юношу тринадцати лет, для того чтобы он в его отсутствие управлял царством, а сам бежал к турецкому султану, намереваясь просить его о помощи и заступничестве. Юноша, повинуясь приказаниям дяди, отправился в дорогу и был ласково и с почетом принят главными сановниками царства у Гостинова озера, т. е. у острова, который называется островом купцов, находящегося на Волге, не далеко от казанской крепости. Они сделали это, потому что его сопровождал сеид, высшая духовная особа у татар. Этот сеид, в тайне благоприятствуя Василию, старался захватить юного царя и связанного отослать в Москву, но был схвачен сам и всенародно заколот ножом.

Между тем главный воевода Михаил для перевозки орудий и съестных припасов собрал в Нижнем Новгороде такое множество судов, что река, в иных местах очень широкая, повсюду казалась покрытою ими; он поспешил с войском к Казани. Дошедши до острова купцов Гостинова озера и седьмого июля поставив лагерь, он пробыл там двадцать дней в ожидании конницы. Между тем казанская крепость, выстроенная из дерева, была зажжена московскими клевретами и совершенно сгорела в виду русского войска. Такой случай для овладения крепостью был упущен вследствие боязливости и нерадения полководца, который даже не вывел воинов для занятия крепостного ма и не тревожил татар, строивших новые укрепления. Однакож 28 числа того же месяца он переправился на ту сторону Волги, на которой стоит крепость, и остановился с войском на реке Казанке, в течение двадцати дней выжидая удобного случая для действий. Там он остановился, а недалеко от него и казанский царь поставил свой лагерь и часто нападал на русских, высылая пеших черемисов, [265] – однако без успеха. Царь Шиг-Алей, также прибывший сюда на кораблях, письменно убеждал его отступиться от его наследственного владения, на что тот отвечал коротко: «Если ты желаешь иметь это мое царство, то решим оружием кому оно должно принадлежать, пусть владеет им тот, кому даст судьба». Понапрасну теряя время и истратив взятые с собой съестные припасы, русские начали голодать, ибо нельзя было сделать подвоза: черемисы опустошали все кругом и тщательно наблюдали за сообщениями неприятеля, так что князь не мог узнать о нужде, от которой страдало его войско, и сами они не могли подать ему весть. С этою целью назначены были Василием двое воевод: один, князь Иоанн Палецкий, должен был спуститься из Нижнего Новгорода по реке к войску, с кораблями, нагруженными съестными припасами, и, оставив там припасы и узнав о настоящем положении дел, скорее возвратиться к нему; другой был послан на тот же конец сухим путем с 500 всадниками: он был побит встретившими его черемисами и едва девять человек спаслось в смятении бегством. Воевода, тяжело раненый, умер на третий день в руках врагов. Когда молва об этом поражении дошла до войска, то в лагере распространилось уныние, которое еще более умножил внезапный и несправедливый слух об истреблении всей конницы, так что русские ни о чем более не думали, кроме бегства. Все согласились на отступление, но еще колебались, возвратиться ли им вверх по реке, что было весьма трудно, или спуститься еще несколько вниз по течению и добраться до других рек, чтобы потом возвратиться длинным обходом по сухому пути. Во время этих совещаний, когда их чрезмерно томил голод, вдруг прибыли к ним те девятеро, которые, как я сказал, спаслись при поражении пятисотенного отряда, и известили о прибытии Иоанна Чалецкого со съестными припасами. Хотя он и торопился, но был так несчастлив, что потерял большую часть судов и только с немногими прибыл в стан. Когда русские терпели таким образом и от голода и от неприятеля, посланная Василием конница, переправившись через реку Свиягу, которая течет в Волгу с юга и отстоит от Казани на 8 миль, подходила к войску и два раза была встречаема татарами и [266] черемисами. Она билась с ними, и с обеих сторон было потеряно много людей, но татары наконец уступили, и она присоединилась к остальному войску. И таким образом войско, подкрепленное конницею, 15 августа начало осаждать казанскую крепость. Сведав об этом, царь поставил также свой лагерь в виду неприятеля с другой стороны города и, часто высылая конницу, приказывал ей ездить вокруг неприятельского стана и тревожить их; таким образом с обеих сторон происходили частые стычки. Воеводе было известно, что увеличивавшийся со дня на день голод томил его воинов, и еще раньше он вступил в переговоры с татарами о заключении перемирия. Ибо ему казалось, что при таком стеснительном положении он окажет услугу своему князю, если, заключив с неприятелем какое бы то ни было перемирие, приведет назад в целости войско и пушки. Так же и татары, узнав о желании воеводы и возымев надежду на хороший исход, охотно приняли условия, которые он предлагал, а именно — отправить послов в Москву и договориться о мире. Решив на этом, воевода Палецкий снял осаду и возвратился с войском в Москву. Таким образом, по возвращении войска, которого было, как говорят, 180 тысяч, послы казанского царя приехали к Василию для утверждения мира. Они находились в Москве даже и в нашу бытность там, и не было никакой надежды на мир между ними, ибо Василий, в досаду казанцам, перенес в Нижний Новгород ярмарку, которая обыкновенно бывала около Казани на острове купцов, и определил тяжкое наказание тому из своих подданных, кто впредь поедет на остров для торговли. Он надеялся, что это перенесение ярмарки нанесет большой вред казанцам и что, отняв у них возможность покупать соль, которую татары получали от русских только на этой ярмарке, можно их принудить к сдаче. Однако от перенесения этой ярмарки Московия понесла не менее вреда, чем сами казанцы. Ибо следствием этого были дороговизна и недостаток в весьма многих вещах, которые привозились по Волге с Каспийского моря, с астраханского рынка, из Персии и Армении, — преимущественно же в отличной рыбе, в том числе и в белуге, которая ловится в Волге по ею и по ту сторону Казани. [267]