История Васильсурска

– 1, 2, –

Вячеслав Федоров

Фото: Владимира Алексеева и
Владимира Андрианова

На Волге их звали разбойниками, ушкуйниками, ватажниками и, даже по-современному, братками. Мы назовем их пиратами. Ужас, который они наводили на реке, был сродни морскому, когда флибустьеры брали суда на абордаж.

С речными пиратами боролись все цари, но даже усилия власти ни к чему не приводили.

В народе о них слагали легенды и песни. Разбойники представали в них романтическими натурами, для которых воля — смысл жизни.

Даже историки в своих трудах то относили их к злодеям, то к народным заступникам.

Но пираты есть пираты. Куда-то они свозили награбленное добро и где-то его прятали. Где были эти острова сокровищ? На Волге, правда, это были не острова, а горы. В них прятали речные пираты сокровища. Кладоискатели говорят, что богатства спрятаны в горах несметные, но вот не даются они, и все тут. Попыток отыскать их было множество, наша — очередная.

В былые, то есть совсем старые времена, у каждой большой дороги водились людишки, чьи глаза застили чужие денежки. Баловали они на тех больших дорогах, спасу от них не было.

Волга-река ведь тоже большая дороженька. И по ее берегам, как по обочинам, тоже немало разбойничков водилось. Многим из них за причиненное зло невольная честь выпала. То утес до сих пор кличут именем лихого ватажника, то гору, то лес. Изводили эти названия с волжских карт да из памяти, но въедливы они. Кто бывал под Хахалами на Керженце, поди удивлялся почему озера называются Ватагой, Ватажкой, а лесной кордон Братки. А это и есть следы волжских разбойников. Они в этих местах зиму коротали, уйдя с большой реки, где их могли по льду достать.

Сколько веков речные пираты произвол творили, но вечно веревочке не виться. За наведение порядка на Волге взялся Петр I. Пытался он войска на разбойников бросить, да понял, что тут никакой армии не хватит. А потом любой разбойник, если он до того не мечен был, мирным рыбачком прикинется, и поди возьми его.

Хорошо подумавши, Петр в указе от 18 июля 1722 года предписал бурлакам хранить хозяйское добро. Двух зайцев хотел подстрелить царь: и реку обезопасить, и войска на разбойников не посылать. Был и третий заяц: догадывался Петр Алексеевич, что бурлаки с разбойниками заодно бывают. Лихие люди зря головой рисковать не станут, они на верную добычу идут. А кто им о ней сообщает? Да бурлаки. Им ведь тоже от добычи перепадало.

Прикинул Петр, что задумаются бурлаки о своей судьбе при найме на работу, кому захочется голову терять.

Но сколь ни жестоки были расправы, а указа царского мало кто убоялся. “Шалить” ан Волге не перестали.

Дочь Петра Елизавета подтвердила строгость отцовских слов своим указом. А от слов и к делу перешла — послала на шайки ушкуйников войска. Только ищи ветра в поле. Правда, и стычки бывали. Один из начальников войсковой команды докладывал царице, что выдержал со своими людьми бой, потеряв 27 человек убитыми и потопленными, а еще пятеро было ранено. У разбойников же был убит “эсаул и еще до пяти человек, живых получить не мог, ибо при них (разбойниках. — Ред.) находились пушки и они весьма вооружены”.

Брался за речных пиратов и Павел I. Он повелел установить на Волге особые военные патрули на специально сделанных для них легких военных судах —гардкоутах. Таких судов было заказано девять. “Три из них будут занимать дистанцию от Царицына до Астрахани, три от Казани до Царицына и три от Казани вверх по Волге”.

Но велика была река и стража не поспевала за пиратами. Да и какая это была стража. Гардкоутские роты комплектовались из людей негодных к строевой службе, зачастую опустившихся, от которых воинское начальство не знало как отделаться. Почувствовав свободу, речные стражники начинали пьянствовать и безобразничать, сами превращаясь в насильников и грабителей.

Очередной царь, на этот раз Александр I, повелел снабдить суда оружием — “какое кто пожелает”. Кроме того, он приказал взять на учет все лодки прибрежного населения, выкрасить их в разные цвета по губерниям и отметить особыми знаками по уездам, волостям и селениям. Для гардкоутных рот он ввел денежную награду “за каждую пойманную разбойничью лодку”.

Статистика тех лет говорит, что на берегах Волги скопилось более 200 000 бродяжьего люда, который мог заниматься разбоем.

В конце XVIII века купцы, отправляясь на Нижегородскую ярмарку, вооружали свои суда пушками, но это не останавливало речных пиратов.

“Если оплошают хозяева обороною, то взошедши разбойники на судно. Первое слово их всегда было: сарынь на кичку! И ни один из рабочих не смеет пошевелиться, ложись лицом в пол: а тут хозяина в пытку и жгут на венике приговаривая: “Давай деньги! Где спрятал?” И буде не отдаст все, что имеет, — убьют, и тем довольствуясь, уезжают, и суда на них нигде нет”.

Образ волжского ушкуйника сохранили народные песни:

На них штанишки суконны по старинному скроены...

Не все понятно, но представление есть. Явно куражилась волжская братва, похваляясь своей удалью, ничего и никого не боясь. Согласитесь, чем-то все это напоминает и наши дни.

Все, больше не будем докучать вам историей. Это не входит в нашу задачу. У нас цель другая. Мы спим и видим клады. Мы не теряем надежды отыскать несметные богатства. Сознаемся, они нам очень нужны, да и любопытство посылает нас в дорогу. И мы отправились на поиски разбойничьих кладов. А чтобы не пускаться в даль неизвестную, надо было разузнать о разбойниках местных.

Хотите верьте, хотите нет, в рейтинге самых читаемых сегодня книг романы П. И. Мельникова-Печерского “В лесах” и “На горах” занимают место в двадцатке. Сказывается тяга к старине? Не только. Эти романы стали энциклопедией народной жизни. Пытливый читатель извлекает из них огромную пользу. Скажем, возьмет эти книги в руки кладоискатель и, пожалуйста, узнает о ветлужском золоте, кладах керженских и волжских.

Мы с этих книг и начинаем свои путешествия. Золото Ветлуги искали — облом. За кладами на Керженце гонялись — пока облом, но есть надежда.

“...Человек десять молодых парней внимательно слушали... россказни пожилого бывалого человека. Одет он был в полушубок и рассказывал про волжские были и отжитые времена.

— А вот на этой самой горе разбойник Галаня в старые годы живал. На своих косных (лодках. — Ред.) с молодцами удалыми разъезжал Галанюшка от Саратова до Нижнего и много на Волге бед натворил. Держался больше в Жигулях, а только что зачнется торг у Старого Макарья, переберется сюда. Тут у него в горе выходы вырыты были, и каких богатств тут не было схоронено. Окопов наделал Галаня, валы насыпал на случай обороны, — и теперь их знать. Пушки на окопах у него стояли. Сколько раз солдат на него высылали, — каждый раз либо отобьется, либо на низ, в Жигули уплывет. Обиды были у него великие, никому спуску не давал, одну только Хмелевку не трогал: там ему бабы хлебы пекли и всякий харч его артели доставляли. Оттого и не трогал, оттого и было хмелевцам житье повольное, хорошее, вдоволь нажились они тогда от Галани... Вот она, Хмелевка-то! — прибавил рассказчик, указывая на выглянувшую из-за нагорного мыса слободу, что раскинулась в полугоре вдоль по течению Волги”.

Через Суру мы переправились на последнем пароме. Уже вечерело и надо было искать место ночевки. За Васильсурском гора пошла на убыль, и когда мы с нее съехали, то оказались в Хмелевке. Все дела решили отложить на завтра. А пока горит ночной костер и в котелке булькает походное варево, расскажем вам о Галане Григорьеве. Этот рассказ как раз к ночи придется.

Галактион Григорьев лицо реальное. Он из коренных нижегородцев будет. Село, где он родился, зовется Саблуково — по имени разбойничьего атамана Саблука. Волость, куда входило село, именовалась Прудищенской. Но опять же село Прудицы все больше Зверевом кликали. Здесь живал разбойник по кличке Зверь.

Так что детство Галани прошло в “дурных” местах, а паренек он оказался восприимчивый.

Свою “вольную” жизнь начал он на берегах малельной речки Имзы, которая впадает в речку побольше — Пьяну. Сколотил он “устойчивую криминальную группу” и хаживал с нею “в помещичьи усадьбы псалмы петь”, да “на большой дороге с купцов подорожную пошлину собирать”. Другими словами, занялись молодцы разбоем и рекетом.

Судя по легендам, отличался Галаня умом и смекалкой. Так, один из мужских монастырей взял он хитростью. Нарядил он своих подельников в женское платье, зная, что любят монахи богомолок, дающих изрядный доход обители, и беспрепятственно проник в монастырь. А дальше все было делом техники. Не обошлось и без поджаривания на вениках. Выдала братия тайну монастырской казны. Унес ее с собой Галаня, а монастырь подпалил.

Когда царь Петр I войну с речными разбойниками начал, то она Галаню уже на берегах Волги коснулась. Об этом документальное свидетельство есть. Поручик Мавринский письменно рапортует царю:

“...В одном из присурских лесов захватил шайку разбойников в то самое время, когда один из них рубил саблей связанного мещанина Арефьева, самого злодея поймал, а прочие разбежались... А в допросе тот злодей показал, что он разбойничий атаман, беглый каторжник крестьянин Галактион Григорьев, прозвищем Галанка”.

Казалось бы, одним ватажником стало меньше. Но через год Галаня бежит с каторги. Теперь скрыться ему невозможно: у него вырваны ноздри и на теле метка — “вор”.

Его снова ловят. И тут он пускает в ход очередную свою хитрость. Согласившись показать места обитания его братии, он заводит стражу в леса и, усыпив их бдительность, бежит. Произошло это зимой. Его даже не могли догнать по глубокому снегу.

А летом он вновь творит свое черное дело. Причем дерзость его границ не знает. Думали, что он уйдет вниз по Волге, а он “расшалился” под Балахной и Городцом.

Через некоторое время он вновь обосновался под Хмелевкой. Соседство Василя его не беспокоило. К тем временам крепость в городе сгорела, острог упразднили, а кучка стрельцов, жалуясь на плохое денежное содержание, перебралась в другой гарнизон. Так что противостоять Галане было некому.

Памятуя о масштабных разбойниках Емельяне Пугачеве да Степане Разине, нашего Галаню тоже можно отнести к народным заступникам. Он ведь грабил только купцов-иродов, тех же, кто народ не притеснял, щадил. А определять кто есть кто ему помогал все тот же народ.

Из Галани людской заступник не вышел, масштаб подкачал, остался он в памяти всего лишь разбойником с большой волжской дороги.

Много он бед причинил, а жизнь закончил обычно — умер в своем разбойничьем гнезде. Слухи, правда, ходили, что от болезни какой-то умер или от простуды.

Братки хоронили его знатно. Ладью, где лежало тело атамана, до верху засыпали золотом. Закопали, правда, тайно, чтобы глаз лишних избежать.

Чувствуем, что у вас уже проснулся зуд кладоискателей. Ведь вы же подумали: вот бы эту ладью найти!

Вы только подумали, а мы уже на месте. Дело за малым —найти ее.